.png)
12. 06. 1909—08. 02. 1972, Москва
Поэт Мотл Грубиян родился в Украине, в местечке Соколивка в семье учителя. В 13 лет начал свою трудовую деятельность. Работал где придется, чтобы помочь семье. Первые печатные стихи на идише появились в харьковской пионерской газете «Зай грэйт» (Будь готов) в 1930 году. Уже через пять лет вышел поэтический сборник Грубияна с ярким социальным названием פֿון קעלער אויף דער זון (Фун келэр аф дэр зун—Из подвала — к солнцу). В 1938 году окончил литературный факультет при Педагогическом институте в Минске. Незадолго до войны учился в Москве в Литературном институте им. Горького. Летом 41-го ушёл добровольцем на фронт, где в 1943 г. был тяжело ранен. После демобилизации приехал в Москву, работал редактором в Еврейском антифашистском комитете (ЕАК). Вся семья поэта погибла в минском гетто.
Критика отмечала, что «Матвей Грубиян активно разрабатывал в своей поэзии неожиданную тему: он стал раз за разом описывать возрождение еврейских местечек, сожженных войной, строительство новых домов евреями, наследующими профессии своих предков, и т. д.»
Вскоре после выхода первого послевоенного сборника געזאַנג וועגן מוט (Гезанг вэгн мут—Песнь о мужестве), Грубиян был арестован по делу ЕАК (19-го февраля 1949 г.). Еврейский (иврит) писатель Цви Прейгерзон в своих воспоминаниях о карагандинском лагере, где он сидел и встретил Грубияна, пишет: «Все мы в лагере были несчастными, но старались не показывать этого. Грубияну это не удавалось. До ареста он любил жизнь, любил «горькую», любил погулять. А в лагере он превратился в нелюбимого «доктора». Во все времена года он таскал с собой сумку с Красным Крестом на рабочие объекты.»
Освободившись в 1956-ом году, Грубиян поехал в Минск, где жила еврейская актриса Хана Блущинская. Окончив в Москве театральную студию у С. Михоэлса, она работала в белорусском еврейском театре до его закрытия в 1949 г. Дочь Ханы, Лариса, вспоминает: «Матвей приехал в Минск и забрал нас в Москву. В Москве ему дали малюсенькую комнатку на Новокузнецкой».
В 1970-ом году в Москве, в издательстве «Советский писатель» вышла последняя книга М. Грубияна на идише אומרויִקער ווינט (Умруикер вынт—Беспокойный ветер).
Для поэтического стиля Грубияна характерна народная картинность, фантасмагории, рожденные ужасами войны. Основным жанром его творчества является лирическая миниатюра, в которой отражаются как актуальные проблемы современной исторической эпохи, так и глубоко личные переживания.
Мотл Грубиян похоронен в Москве на Востряковском кладбище.
ЧИРИ-БИРИ-БОМ
Птица, возьми на одно крыло
Жизнь мою, а другим подними
Песни мои.
Давай к портняжке с тобой полетим
И посудачим о счастье с ним.
Пусть Хаим-Ноте возьмет иглу,
Вденет в ушко ее нитку из шелка
И на стихи мои, сидя в углу,
Латку наложит ловко.
Пусть он, согнувшись, поет притом:
— Ай, чири-бири-бом! —
Мы крови моря переплыли вместе,
Зачем же нам рваные песни?
Зачем нам плакать о горе былом?
— Ай, чири-бири-бом!
—Пусть будет напев веселый, летучий:
Рядом со мной,
На крыле другом,
Сверток стихов моих лучших.
— Ай, чири-бири-бом!
1963
Перевод П. Семынина
ОБЪЯВИ МЕНЯ ВЛАСТЕЛИНОМ
Объяви меня властелином,
И я стану покорней слуги.
В ночи молодости короткой
Безрассудным быть помоги!
Проводи меня в путь-дорогу,
Но не жги за мною мосты,
Окружи меня буйством весенним,
Напороться дай на кусты.
Дай мне счастье быть безрассудным.
Не тверди холодных речей,
Ты — одна весенняя капля
Моих юношеских ночей!
Мы с тобой близнецы. Помчимся
Вдаль без удержу, как ледоход.
Раз в году случаются весны.
Разве мало — один раз в год?
1968
Перевод Д. Самойлова
МОЯ ТИПОГРАФИЯ
Не ради шутки в общем разговоре,
не для того, чтоб удивить семью,
хотел бы я на побережье моря
поставить типографию свою.
И, стоя в ней естественно и просто,
имея лишь духовный интерес,
я для набора брал бы только звезды –
светящиеся литеры небес.
Пусть эта книга пахнет не бумагой,
не клейстером невзрачной мастерской,
а только влагой, только синей влагой,
одною только влагою морской.
И вовсе нету никакой оплошки,
нет ничего от праздных небылиц
в том, что струится лунная дорожка
посередине всех моих страниц.
Обрадованный этакой манерой,
не убоясь недюжинных работ,
из валунов – подобно Гулливеру –
я сделал бы для книги переплет.
Всё соверша, измазавшись как дети,
я сел бы там, доволен и устал...
И шумный ветер нашего столетья
мою бы книгу запросто листал.
1959
Перевод Ярослава Смелякова
