.png)
В еврейских литературных кругах об Ошеровиче говорили, что он «айсберг, потому что знают о нем только видимую часть. Пишет он днем и немножко ночью.»
Поэт и драматург Гирш Ошерович родился в литовском городке Поневеж (Панивежис). В конце 19 в. — начале 20 в. в Поневеже было восемь синагог, караимская кенасса, Талмуд-тора, еврейская больница, несколько государственных и частных еврейских начальных училищ (в том числе и женское училище). Незадолго до Первой мировой войны открылась известная иешива. В 1928 г. Г. Ошерович закончил гимназию, где преподавание велось на древнееврейском языке. Он поступает Каунасский университет на юридический факультет, который заканчивает в 1933 г. С 1930-х годов Ошерович начал сотрудничать в прессе на идише. Работал в газете «Ди идише штиме» (Еврейский голос, Каунас) и других еврейских изданиях. Стихи начал публиковать с 1934 г. Тираж его первого сборника באַגינען (Багинен—Рассвет», Вильнюс, 1941) попал в руки нацистов и был ими уничтожен.
После долгих скитаний по эвакуационным дорогам (Саратов, Новосибирск, Москва) он добрался до Алма-Аты, где остался до освобождения Вильнюса, куда он возвращается в 1944 году. Он пишет для московской газеты «Эйникайт», печатного органа Еврейского антифашистского комитета. В 1947 г. в Москве вышла книга Ошеровича פֿון קלעם אַרויס (Фун клем аройс—Вырвавшийся из тисков). Через два года его постигла участь многих еврейских писателей. В 1949 г. арестованный Ошерович был приговорен к десяти годам лагерей «за антисоветскую и националистическо-сионистскую деятельность».
После 7 лет, проведенных в лагерях ГУЛАГа, в июне 1956 г. Г. Ошерович был реабилитирован и вернулся в Вильнюс. Вскоре вышел его сборник в переводе А. Тарковского на русский язык «Мой добрый клен» и два сборника переводов на литовский язык.
До самого отъезда в Израиль, в ноябре 1971 г., Г. Ошерович печатал свои стихи и поэмы в журнале «Советиш геймланд» (Советская родина), членом редколлегии которого он являлся. В Израиле вышли книги его стихотворений и поэм: צווישן בליץ און דונער (Цвишн блиц ун дунэр—Между молнией и громом, Тель-Авив, 1973), поэма מײַן פּאָנעוועזש (Мой Поневеж», Тель-Авив, 1974; параллельный перевод на иврит А. Шленского), אין דער וועלט פֿון עקדות (Ин дер велт фун акейдэс— (В мире жертвоприношений, Тель-Авив, 1975) געזאַנג פֿון לאַבירינט (Гезанг фун лабиринт—Песнь из лабиринта, 1977), תּנך־פּאָעמעס (Танах-поэмес—Поэмы Библии, Тель-Авив, 1979, בלויע בומעראַנגען (Блойе бумеранген—Синие бумеранги, Тель-Авив, 1979), בײַם עץ־עדעת (Байм эц hадас—У древа познания, Тель-Авив, 1981), וווּנדיקער בטחון (Вундикер битохн—Израненная надежда, Тель-Авив, 1987), אַ לידערהיים (А лидэрhэйм—Дом песней, Тель-Авив, 1990).
С первых дней приезда в Израиль Г. Ошерович был членом Союза писателей и журналистов на идише.
Творчество Ошеровича отмечено премиями имени И. Мангера, Я. Фихмана (за произведения на идиш) и рядом других израильских и зарубежных премий.
Молох
Над Тиром ночь...
Над Тиром Молох – с брюхом полным пепла.
И на остывшей бронзовой макушке
сидит сова.
День вытек.
Сгустками застывшей крови
Лежат отцы в постелях неподвижно,
а матери пылают как в огне.
Над Тиром ночь
и Молох одинок.
Стоит, молчит, окутан черной тьмою.
День кровью вытек.
Языки волны зализывают обожженный берег.
Сердца сжигает горькая надежда
покой купить за кровь.
Молох, дай же нам спасенье!
Дай спасенье!
Вновь караешь,
Нас караешь...
Как ни просим.
как ни молим...
Над Тиром ночь.
безлунна и черна.
Неодолима тьма, и в зыбкой дреме
отцы дрожат, и матери клянут
свою утробу и свои сосцы,
а дети молча ожидают смерти.
Молох, Молох, нас помилуй,
Молох, Молох, не терзай нас,
Будь к нам добр, прости нас, Молох,
Как и мы тебе прощаем.
Над Тиром ночь.
Никто к своей тоске
Прислушаться не хочет,
и никто
не смеет допустить ее в сознанье.
Но как изгнать из сердца ту тоску –
тоску по юной, обреченной жизни?
Молох, Молох, помоги нам,
Не карай нас больше, Молох,
Отчего, великий Молох,
Обратил ты помощь в кару?
Над Тиром ночь.
Лежат супруги рядом,
но не осталось силы для желанья.
Пусты сердца, пусты и колыбели,
Твое дитя – кровавый след в траве...
Молох, Молох, Отче Молох!
Эти дети... - наши дети...
Не Твои... как нам отдать их?..
Над Тиром ночь
И веет ветер с моря,
и веки спящих солью присыпает.
И волны в скалы бьются, а скала
лежит на сердце каменной громадой.
И Молох бдит...
Уж скоро рассветет,
и превратится во вчера сегодня.
Молох, пожалей, помилуй,
Ты – отец, твои мы дети...
Но и мы детей рожаем,
Нашу плоть, и кровь, и счастье.
Плод любви и плод надежды
В твоем чреве станет пеплом...
Молох, Молох, вновь ты гневен,
Чем же мы не угодили?
Или мало слез пролили
Материнских и отцовских?
Без детей нет счастья Тиру.
Молох, Молох, ты – Господь наш,
Ты и наших рук созданье.
Так за что нас ненавидишь?
Хоть и мы грешим порою,
Но тебе всегда покорны.
Отдаем тебе без спора
То, что нам всего дороже.
Мы из сердца сердце вырвать
Для Тебя всегда готовы!
Так за что ты нас караешь?
Так за что ты бьешь нас снова?
Подскажи хоть – в чем виновны?
Над Тиром ночь.
И пролитая кровь
Рыдает на песке, а ей в ответ
Кровь стонет, что еще осталась в жилах.
Рассвет не радость принесет, а ужас:
С восходом солнца Молох оживет...
Куда бежать? От дня не уберечься.
...И снова друг от друга прятать взгляд
И забывать, что значит слово «мама»
И «папа»... Молох требует себе
То, что ты в лоне матери посеял,
Что радостно растил себе в утеху,
Чтоб растерзать живьем...
...Но что мы можем?
Кто даст совет?
Ведь жалкий человек
Не может достучаться в медный череп,
Ни брюхо из железа разорвать...
Алтарь кровавый скрыт за черным дымом,
И жизнь детей висит на волоске.
...Но кто нам даст совет?
И что мы можем?..
Над Тиром ночь.
Но жители не спят.
Они застыли, словно та сова,
У Молоха на черепе... Они
Принять готовы все.
От равнодушья?..
От мудрости?..
В предсмертном отупенье?..
В отчаяньи?..
Кто идола себе
клепает на потребу,
поначалу
Не ведает цены, что должен будет
Он заплатить за собственного бога.
Ведь идол слеп и глух,
Он не дает,
а пожирает жизнь...
Кто создавал
Своим трудом и собственной рукою
Литой кумир - плод страха своего,
пустой мечты - избавиться от смерти,
ей отдавая жизнь -
свою вину
искупит только вызовом открытым
и святотатством:
Если бог могуч -
пусть покарает!
А терпеть – нет силы!
Над Тиром ночь... но нету тишины.
Кто первым встал? Кто выбежал из дома?..
Толпа несется, улицы заполнив,
Кипит, клубится, окружает бога:
...Разбойник!.. Хищник!...
- Возврати мне счастье!
- Верни ребенка!...
- Не боюсь тебя!
- Мне нечего терять!
- Не успокоюсь,
пока не проломлю твою башку,
своей рукой тебя не уничтожу!..
Над Тиром ночь...
Но людям не до сна.
Стрелой летят они, вскочив с постели,
Горят сердца, в глазах сверкает ярость,
В руках – дубины, топоры, кувалды...
- Где он, молох?
- Где он, идол?
- Мы в куски его раскрошим!
- В порошок сотрем кастрата!
- Будь ты проклят, бог-убийца!
- Бог, от нашей плоти жирный!
- Бог, от нашей крови пьяный!
- Подавись, паук проклятый!
- Хватит, хватит – натерпелись
и наплакались о детях!
- Нет, я лучше не дубиной,
лучше – голыми руками
доберусь до медной глотки,
рассчитаюсь за сожженных,
отстою живых для жизни
и убийце отомщу!
...Вот Молох зарычал и зашатался,
и вот он с воем валится на землю,
и топчет крылья дикая толпа,
и в ярости выкручивает руки,
бьет в грудь, украшенную мордой бычьей...
- Людоед, болван железный!
- Пусть опухнут наши пальцы,
- С кулаков пусть слезет кожа,
- Мы кровавыми руками
раздерем тебя на части!..
...Нет, не тебя, бездушного, убьем мы,
А собственную нашу слепоту*.
*Перевела с идиша Элла Грайфер
Любое использование либо копирование материалов или подборки материалов сайта допускается лишь с разрешения редакции сайта и только со ссылкой на источник: www.yiddishcenter.org